В. М. Еремина

Лекция № 12.

1. Зарождение доктрины (лжеучения) монофизитов в недрах Александрийской богословской школы (и у Египетских монахов).

Предсоборный период перед IV-м Вселенским Собором. 444 г. – 451 г.

2. Разбойничий собор в августе 449 года в Эфесе. Свидетельство святителя Льва Великого – папы Римского.

3. Подготовка и проведение Халкидонского Собора.

444 год – год кончины Кирилла Александрийского и после его, боговдохновенных, уже пошли рассуждения человеческие. Именно после этого ересь и пустила ход. Предсоборный период длился только семь лет.

8 октября (по ст. ст.) 451 года – открыт IV-й Вселенский Собор.

Святитель Кирилл свидетельствовал о преображении человечества Христова и тела человеческого при принятии Святых Таин; и именно с этого момента и начинается новое расхождение. Началось как бы с богословского нечувствия преображения Христова, а поэтому и нашего, человечества, по мере нашего соединения со Христом и освящения Им. Вместо преображения предлагается, что человеческое естество как бы испарялось, поглощалось божеством, не могло соседствовать с божеством.

Диоскор, следующий после Кирилла патриарх Александрийский, говорил: “… из двух естеств я принимаю, а в двух естествах Познаваемого – не приемлю…”.

Таким образом, до соединения человечество было, а после соединения – оно исчезает; не буквально; но естество человеческое не действенно, пассивно, не самодвижно – не цветет, не раскрывается. Христово человечество они понимают в смысле не - действенности. И в смысле сотериологии, то есть православного учения о спасении, получается, что если человеческое естество во Христе не преображается, а только подавляется, то уж тем более наше, и, следовательно, - нет обожения; и они так и считают.

У монофизитов идет не преображение, а растворение воли и личности человека в аскетическом самоумерщвлении; именно поэтому эту ересь поддержали монахи – то есть человеческое естество признается безнадежно греховным, причем несмотря на таинство крещения, на таинство причащения, да и аскетическая практика тоже дает некое основание. Особенно если бесстрастие понимать как пассивность, то тут можно далеко пойти. Монахи Египта оказались оплотом этого лжеучения, а епископы Александрийского диацеза говорят: “…человечество во Христе есть, но пассивно…” при этом отрицают свободу во Христе - и это есть уныние. Итак, “человечество во Христе есть, но пассивно”.

В это время нет еще христианской антропологии – нет Максима Исповедника – это будет только через ~ 200 лет. Максим Исповедник покажет, что воля связана с естеством, а не с личностью и поэтому - во Христе – две естественных воли. У монофизитов человеческой свободы во Христе нет, но как в таком случае быть с Евангельским и Апостольским учением, где говорится о Христовом послушании?

Послушание – это преклонение воли Христовой к воле Отца - “…не якоже Аз хощу, но якоже Ты…”. Чья же воля преклоняется, если нет человеческой воли? Если – это воля Слова, то мы впадаем в арианство, а этого вряд ли кто бы захотел. Но на их взгляд это не есть добровольное послушание, - а подавление, то есть внутри одной Личности – подавление человечества во Христе. Здесь помогло учение Бл. Августина о неопредолимой благодати – неопредолимая благодать божества делает человеческую волю поневоле послушной и которая действует - “…как капля воды на сковородке…”.

Ни одна ересь не имеет последователей, если ей не присущ пафос исповедания и глубокого убеждения. И дело здесь не сколько в мысленном рассуждении, сколько в религиозном чувстве – “не только в богомыслии, но и в богочувствии”.

На Халкидонском Соборе монофизиты получили только предостережение – нет санкций, тем более – нет анафемы, но они сами не покорились и ушли в раскол. Пафос монофизитов – признание внутренней безнадежности и невозможности преображения во Христе, но не спасения. Пафос их – в самоуничижении и в преодолении человечества как такового.

И сейчас еще полно монофизитов, например, когда утверждается, что преображение возможно только монахам, то есть, чтобы спастись – надо идти в монахи.

Из Египта это движение быстро перекинулось на восток в Сирию. Монофизиты – копты, армяне и так далее.

Но это же противоречит оросу III-го Вселенского Собора! Однако, монофизиты, ссылаясь на святителя Кирилла, утверждают, что это только по домостроительству, что это – человекоподобие, а не истинное человечество. И именно в этом человекоподобии недаром православные их обвиняли в докетизме. Докетизм в этом случае – что человечество Христово вот-вот станет кажущимся, оно не действует само – оно только объект!

Докетизм (от греч. Dokeo - казаться) – христианин действует не сам, а есть объект для воздействия божества. Мол, тело Христово не похоже на наше, то есть тело Христово не подвержено человеческим страданиям. А что же тогда? А плач над гробом Лазаря? А кровавый пот? и так далее, то есть – Христос актер, что ли? И истинно ли была богооставленность!?

Таков путь антропологического минимализма. И здесь жизнь во Христе оказывается не преображением и соработничеством Господу – “…работайте Господеви со страхом и радуйтесь Ему с трепетом…”, а именно - растворение и самоуничижение личности человеческой – аскетика до самобичевания и надрыва – фатализм – подчинение обстоятельствам, трактуемым как воля Божия. Фатализм часто выражается в эсхатологических срывах, то есть в пассивном ожидании конца света. Такая же философия у Франциска (+1226 г.) – будь послушен, как труп, а с трупом делай, что хочешь – “…посади – он сидит, положи – он лежит…“.

Монофизитство сразу начинает дробиться. После Халкидона – разбивается на ряд течений (толков). Часть умеренных монофизитов вернулось после VI Вселенского Собора и решением Трульского Собора в 692 года их принимают по 3-му чину, как сейчас католиков, то есть через покаяние и отвержением ложных воззрений.

В 448 году – Постоянный Собор запрещает Евтихия (Константинопольского придворного пресвитера) (Постоянный Собор образовался как продолжение Халкидонского пост-соборного совещания, из членов III-го Вселенского Собора, и остался работать при Константинопольском патриархе, на постоянной основе).

И в 449 году разбойничий собор (председательствовал патриарх Диоскор Александрийский) восстановил Евтихия и низложил Флавиана – патриарха Константинополя. Все это делалось столь нагло, что ли, что через год от этого скончался патриарх Флавиан; и Диоскора позднее судили не за ересь, а за человекоубийство. В это же время низлагают Феодорита Кирского и посмертно анафематствуют Диодора Тарского. Ороса собор не выпустил.

На соборе 449 года уже был свиток папы Льва в форме послания патриарху Константинополя Флавиану – в нем заключено торжественное исповедание двух естеств в единой Личности Господа Иисуса Христа, в противовес монофизитству; но на него не обратили внимания. Начинает Лев Великий прямо с сотериологии. “… Если человечество Христа не подлинно, то, что такое наше спасение, ибо, что не воспринято, то не спасено” (он прямо ссылается на Григория Богослова). Не только образ человека, но и бытийно человечество, воспринятое Христом от Девы Марии, - только оно позволяет Христу вознести на крест наши грехи. И если мы читаем в послании к Филлипийцам (Фил.2.8) “… смирил Себя, быв послушным” – то это есть волевой акт.

Послушание не есть подавление и в послушании есть свобода и остается действенной (и наша тоже), но, соединенная по любви с Божественным Промыслом, она преображается светом Христовым.

Лев Великий торжественно исповедал евангельские места, которые свидетельствуют о человеческой плоти, человеческой душе, человеческом духе в Господе Иисусе Христе. Усталость, жажда, сон – все это принадлежит Господу; и душевные страдания - “… Душа Моя скорбит смертельно…”.

(Мк.14.33-36) – о молитве в Гефсимании; ужас, тоска и страх - принадлежат Господу, ибо истинное человечество Он принимает в Себя. И дух человеческий - тоже принимает: “…ибо дня Судного не ведают ни ангелы, ни Сын Человеческий…” – это-то и есть исповедание человеческого духа. Равно как “… и Отец более Меня есть…” – это тоже человеческий дух свидетельствует о Нем.

Отцами IV-го Вселенского Собора свиток Льва был воспринят с восторгом – Лев де смотрит, как Кирилл.

Свиток был написан на латыни, но на Соборе был Феодорит Кирский, известный тем, что написал сочинение против 12-ти анафематствований Кирилла Александрийского. Епископы Египта не хотели с ним заседать, но вступились императорские чиновники, заявив, что он явился на Собор, так как несправедливо низложен разбойничьим собором 449 года и приехал восстанавливать свое достоинство. На 8-м заседании Собора Феодорит Кирский был принят в общение, принеся на лжеучение Евтихия вполне искреннее осуждение. Феодорит Кирский и сделал необходимые богословские выводы из свитка Льва Великого – латынь он знал в совершенстве. И он же указал, что фундамент послания Льва глубже, чем просто комментарий к Кириллу Александрийскому – это есть раскрытие положения Григория Богослова – что не воспринято, то не спасено.

Господь воспринял человечество в полноте, ибо и спасает его в полноте.

И только такое восприятие Христом нашего естества в полноте дает нам реальную возможность, а не декларированную, победы над грехом и смертью.

Таким образом, пафос послания Льва Великого имел сотериологическую подоплеку. Пишет так: “…И одинаково опасно исповедывать Господа Иисуса Христа только Богом без человечества и только человеком без божества” - второе против несториан. Ибо тогда Его подвиг не имеет к нам отношения, мы не сможем идти следом за Ним. Но в воплощении, продолжает Лев, Он истинно един и нет в этом единстве никакого обмана.

У Льва были еще огрехи, как бы связанные с огрехами латинского языка. Например, он употребил слово “персона” – лицо и нигде эта персона не названа ипостасью Слова, поэтому по некоторым свидетельствам, Несторий, не доживший до Халкидонского Собора, но переживший разбойничий собор, так и воспринял – “а я что говорил?”.

Халкидонский Собор был длительный. И там, например, Феодорит Кирский сказал: “…Анафема на еретика еще не говорит о православии отлучающего”.

Природа божественная имеет конкретное раскрытие в лице Слова, а природа человеческая - ипостаси не имеет; по крайнем мере – эта ипостась выявлена не была и что там вместо ипостаси.

На Соборе и не могло быть полного восстановления церковного общения, так как оставались провалы. Но это для православных было то, что еще не раскрыто, еще не познано, еще не принято.

Пафос Собора – его исповедование – Господь Бог Слово стал человеком, но Он не человек, а Бог – это Его лицо – Ипостась Слова. Есть человеческие свойства, а человеческой личности нет.

После раскола на Халкидонском Соборе монофизиты сразу распадаются на толки (так всегда бывает с любой ересью) и, главное, не приемлют ни Халкидонского апофатизма (о способе соединения божества и человечества во Христе) – не слитно, не разлучно, не раздельно, не изменно, ни Халкидонского парадоксального исповедования – вопрос поставлен и оставлен без разрешения.

А дело в том, что в это время церковное сознание смешивало естество и ипостась.

Естество – природа – физис.

Ипостась – юпостасис.

Природа – общее, ипостась – конкретное. Максим Исповедник только через 200 лет как бы спросит – как возможно безипостасное существование? И ответит – да никак. Но только Максим Исповедник сформулировал, что существует ипостасность – самостоятельное существование; и существует небезипостасность (как в математике – неотрицательная величина).

Впоследствии Леонтий Византийский (VI-й век – Юстиниановы времена) разработал термин воипостасность – то, что имеет свое бытие в другом, на другом, благодаря другому.

Если по Павлу, то это будет “природное” и “привитое”, привитая ветвь не имеет корня, но прививается к стволу; к стволу божества Христова – привито Его человечество, но оно отнюдь не пассивно. Так же как привитая ветвь цветет своим цветом, так и Христово человечество, преображенное и обоженное, выявляет во Христе свои человеческие свойства. (Бывают растения, например, орхидея, которая не имеет корней, но цветет на других деревьях).

Попытка преодолеть недосказанность Халкидонского ороса приводит к тому, что монофизиты пытаются найти решение прежде времени. Например, идеолог умеренного монофизитства Севир предлагает термин и понятие – “составного естества”, чтобы не признавать нам Единосущного по человечеству.

Но зато, когда Максим Исповедник разработал в полноте и довел до конца все эти вопросы, то только окраина империи – Армения, Африка (копты), часть Сирии, - отказавшись от присоединения, формулируют это только как отказ от греческого богословия – от греческого богословского напряжения. И предпочтут жить – как повелось и как они привыкли.

Фактически после раскола некоторое время в Церкви не разгорается напряжение, благодаря присутствию святых патриархов на Константинопольской кафедре – председательствует на Халкидонском Соборе Анатолий Константинопольский и сопредседатель – император Маркиан.

Монофизитство в греческом ареале оказалось сравнительно не долговечно, но окраины империи остались зараженными надолго. Поэтому будущая униональная политика византийских императоров вплоть до Юстиниана имеет не только церковную, но и государственную подоплеку, то есть императоры опасались, что Церковное разномыслие может привести к разномыслию гражданскому и, поэтому, монофизиты не будут достаточно энергично защищать границы империи.