В. М. Еремина (Свято–Троицкая Сергиева Лавра)


Как свидетельствовал духовный сын и сотаинник преподобного Силуана Афонского архимандрит Софроний (Сахаров), “подобно тому, как для поверки истинности нашего пути к Богу Старец считал, что вторая заповедь — о любви к ближнему является верным руководящим началом, так и для распознавания добра от зла верным показателем является не столько святая и высокая по своей внешней формулировке цель, сколько средства, избираемые для достижения этой цели” (1).

Таким образом, архимандрит Софроний рассматривает две категории, находящиеся в тесной взаимосвязи: “цель” и “средства”. Обыкновенно “цель” имеет определяющее значение, подобно тому, что предел выше беспредельного, нечет выше четного, как мужское выше женского. В другом месте в писаниях отца Софрония приводится образ иерархического порядка Бытия, как опрокинутой пирамиды. Господь Иисус Христос, Который есть вершина Бытия, оказывается в основании пирамиды и держит на себе всю тяжесть мира. Подобно этому “средства”, которые, казалось бы, должны иметь вспомогательное, подсобное, промежуточное значение, оказываются тем краеугольным камнем, который положен во главу угла и является критерием Божиего дела (2).

Можно выделить три рода целей в Божием мире и в плане Божественного домостроительства:

1. Соотнесение нашей деятельности с волей Господа нашего Иисуса Христа, Творца и Промыслителя всяческих. Тогда наша деятельность становится одним из элементов Божественного домостроительства (как правило, такая деятельность является новой или необычной для данного места и времени), а человек, перед которым Господь ставит эту цель, — соработником Божиим, другом Христовым, чадом Христовым или рабом Христовым. Но, в любом случае, этот человек исполняет повеленное Христом, хотя сам он, в то же время, может считать себя “рабом неключимым” (ничего не стоящим) и действующим не по своей воле, а по указанию Божию с помощью ниспосылаемой ему для этого благодати (Лк. 17: 7–10).

2. Цель второго рода является результатом деятельности человеческого разума, более или менее просвещенного светом Христовым, и сформулирована, исходя из общецерковных или местноцерковных задач (3) (то есть из того, как именно этот христианин или эта церковная группа их понимает). Например, в Первом Послании Апостола Павла к Коринфянам о девстве говорится следующим образом: Относительно девства я не имею повеления Господня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть [Ему] верным. По настоящей нужде за лучшее признаю, что хорошо человеку оставаться так… (1 Кор. 7: 25–26). По настоящей нужде — это и есть указание на современное Апостолу состояние церковного общества, церковных общин (1 Кор. 7: 29). Как бы удостоверяя свою компетентность, Апостол пишет: А я думаю, и я имею Духа Божия (1 Кор. 7: 40). Итак, цель второго рода формируется по рассуждению человеческого разума, просвещенного светом Христовым.

3. Цель третьего рода внушается помыслом. Преподобный Силуан Афонский и архимандрит Софроний (Сахаров), как рабы Господни, исполняющие Его повеление, часто сосредотачивают свое внимание на ложных целях. Эти цели, внушаемые нам врагом нашего спасения или нашим обособленным сознанием, часто бывают чрезвычайно высокими по своей формулировке и требуют для своего исполнения сосредоточения всех средств человека, а не только злых его качеств. Отец Софроний пишет так: “Всякое зло, совершаемое свободными тварями, по необходимости паразитарно живет на теле добра; ему необходимо найти себе оправдание, предстать облеченным в одежду добра, и нередко высшего добра. Зло всегда и неизбежно смешивается с некоторой долей положительного по форме искания, и этой своей стороной “прельщает” человека. Свой положительный аспект зло стремится представить человеку как ценность настолько важную, что ради достижения ее — дозволены все средства” (4). В этом заключено основание “ходячей истины”, что “цель оправдывает средства”, или, по терминологии Ф. М. Достоевского, — это вседозволенность, особенно для людей “высшего разряда”.

Отец Софроний естественно использует здесь слово “ценность”, как нечто неодушевленное, отвечающее на вопрос “что?”. Последняя же истина есть всегда Личность — Господь и Бог наш Иисус Христос, Который есть путь, и истина, и живот. Душа и ум христианина страшатся произнести в данном случае последнее слово: “Так повелел Господь”, и только люди, находящиеся в глубоком прельщении, могут сказать, что “так мне велел голос”.

Часто в качестве непреложной ценности выдвигается некая идея. Таковыми распространенными идеями являются, в частности, “польза Церкви”, “церковная свобода”, “чистота вероучения”, а на Западе — “теократический идеал”. Очень часто приверженность этим идеям принимает форму “борьбы за...” или “борьбы против…”. Но необходимо подчеркнуть, что цель, внушенная помыслом, всегда отвечает на вопрос “что?” и никогда на вопрос “кто повелел?”.

Преподобный Силуан Афонский прямо указывает, что определяющим признаком в постановке целей является воля Божия: “Как узнать, живешь ли ты по воле Божией? Вот признак: если ты скорбишь о какой–либо вещи, то значит не вполне предался воле Божией, хотя тебе, быть может, и кажется, что ты живешь по воле Божией. Кто живет по воле Божией, тот не заботится ни о чем” (5). Здесь может идти речь не обязательно о материальной “вещи”. Эта “вещь” может быть и душевной, то есть умопостигаемой, и духовной, но она всегда отвечает на вопрос “что?”.

На основе этого критерия преподобный Силуан Афонский определяет и средство (точнее, оружие) для духовной борьбы с этими ложными “высокими целями”. Таковым оружием является искание воли Божией. “Великое благо, — пишет преподобный Силуан, — предаться на волю Божию... Когда душа всецело предалась на волю Божию, тогда Сам Господь начинает руководить ею, и душа непосредственно учится от Бога, а раньше (в период духовного возрастания, то есть в период непреодоленной душевности — В. М. Е.) наставлялась учителями и Писанием. Но это редко бывает, чтобы Учитель душе был Сам Господь Своею благодатью Святого Духа, и мало кто знает об этом, а только тот, кто живет по воле Божией” (6).

Это вечная тема, на которую указывал преподобный Серафим Саровский: цель христианской жизни — это непосредственное научение Духом Святым. В более позднее время, уже в наши дни, в своей книге “Русский реализм” это положение несколько иначе было сформулировано архиепископом Иоанном (Шаховским): “Если скрылась от нас, зашла солнечная воля Божия, то надо направлять свой путь по звездам, то есть по заповедям, и по месяцу — то есть по совести”.


Остановимся подробнее на проблеме искания воли Божией, как пути, ведущем к Истине — Христу. Поясняя это великое средство, архимандрит Софроний снова был вынужден говорить о противоположном — о власти воображения над человеческой душой и о власти мыслительного образа. Таким образом, возникает новая “двоица” понятий: с одной стороны — искание воли Божией как истинной цели и стремление жить по воли Божией как универсальное благое средство; и с другой стороны — опасность воображения как провала в небытие и цели, диктуемой этим воображением. Отец Софроний пишет так: “Для простого и смиренного верующего освобождение от власти воображения достигается — простым и целостным устремлением жить по воле Божией... В этом искании воли Божией заключено “отречение” от мiра. Душа хочет жить с Богом и по–божьи (это та же решимость, о которой писал преподобный Серафим Саровский — В. М. Е.), а не “по–своему”, и потому отрекается от своей воли и воображения, не могущих создать действительного бытия, но являющихся “тьмой кромешной”” (7).

Здесь мы подходим к определению онтологического критерия, связанного с “пребыванием души во аде”. Онтологический аспект проблемы — провал в небытие, “во тьму кромешную”, являющийся результатом миражей воображения. Он приобщает человека к аду, тому самому аду, дорога в который выложена благими намерениями, то есть, высокими целями.

Далее отец Софроний свидетельствует: “Мир человеческой воли и воображения — это мир “призраков” истины. Этот мир у человека общий с падшими демонами, и потому воображение — есть проводник демонической энергии” (8). Развивая далее эту мысль, отец Софроний довольно подробно дает описательную характеристику прельщения через воображение. Ограничимся лишь простой констатацией факта — там, где в человеческом сознании возникает цель третьего рода, формулируемая либо человеческой самостоятельной обособленной волей, либо подсказанная извне врагом нашего спасения, там всегда искажается в человеке образ Божий. Этот искаженный образ Божий и требует для исполнения своих миражных целей использования всех средств.

В исследовании этой проблемы может помочь и великая русская и мировая литература. В литературе нередко описывались ситуации, когда человек, обманутый призраком истины, начинает хвататься за все доступные ему средства и может быть остановлен двумя способами: либо с Божией помощью посторонним вмешательством ангельским или человеческим, либо сам диавол по прошествии некоторого времени посмеется над ним. Первый вариант — это классический вариант, подробно описанный Ф. М. Достоевским в “Преступлении и наказании”. Необходимо обратить внимание, что Соня точно определяет истоки и характер прельщения Раскольникова. Она говорит: “Молчите, богохульник. От Бога вы отошли, и вас Бог поразил — диаволу предал”. Второй случай — это другой классический вариант, представленный И. В. Гете во второй части “Фауста”.


В заключение, необходимо показать на конкретных примерах российской церковной жизни, как действует указанный критерий преподобного Силуана Афонского, каким образом в церковной жизни проявляются цели трех родов и какие средства для этого привлекаются. В качестве благодатного церковного материала можно взять Дивеевскую обитель, четвертый удел Божией Матери на земле, приближенный к нам по времени и духовно близкий каждому православному христианину.

Для иллюстрации цели первого рода, данной или порученной свыше, цели наиболее благодатной и редкой, можно вспомнить о матушке Александре (Агафье Семеновне Мельгуновой), получившей непосредственное повеление свыше от Божией Матери основать Ее четвертый удел. Обратимся к свидетельству Серафимо–Дивеевской летописи. Первое повеление от Божией Матери матушка Александра (Мельгунова) получила в Киево–Флоровском монастыре. Она уже удалилась в этот монастырь, то есть приняла решение о принятии монашества, уже произошел перелом в ее человеческой судьбе. И решение это, по человеческим меркам, как будто было благим, однако оно противоречило уготованной ей миссии во Христе, и сущность этой миссии была ей явлена уже тогда, когда человеческое решение было принято. Она с радостью покорилась воле Божией и начала действовать. На это необходимо обратить особое внимание. Первый признак раба Божия — это осторожность, неверие себе. Можно вспомнить, что даже Пречистая Дева при явлении Архангела Гавриила смутилась и размышляла.

Матушка Александра советуется со старцами Киево–Печерскими и старицами Киево–Флоровскими и получает от них конкретный совет о средствах. Главное средство — осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Прежде всего, ей было велено скрыть постриг. Ей было велено под прежним именем вдовы полковника Агафьи Семеновны Мельгуновой с 12–летней дочерью совершать обычное благочестивое паломничество по святым местам северо–востока России (Дивеево расположено севернее Мордовии, между реками Алатырь, Теша, Мокша и Ока). Второе указание, полученное Агафьей Семеновной Мельгуновой, — остановиться в Дивееве. С вопросом о средствах она обращается к саровским старцам и получает от них совет мудрой осторожности — прежде всего скрыть обетование и по–прежнему скрывать свой постриг, и жить вначале не в самом Дивееве, а в деревне Осиновке, за две версты от Дивеева, в частном доме у вдовы Зевакиной, в имении князей Шахаевых, а затем, по прошествии некоторого времени, уже при доме отца Василия Дертева, дивеевского священника. И только в 1767 году, через 27 лет после второго указания, она приступает к постройке трехпрестольной приходской церкви во имя Казанской иконы Божией Матери. До создания дивеевской общины она не дожила (скончалась в 1789 году), дав заповедь пещись о будущей обители (в ней пока было только 3 человека) преподобному Серафиму Саровскому.

Преподобный Серафим приступил к исполнению этой заповеди в конце 1825 года, то есть 36 лет спустя после смерти матушки Александры. Здесь можно снова вспомнить преподобного Силуана Афонского, который писал об исполнении воли Божией так: “Душа, которая предалась воле Божией, ничего не боится: ни грозы, ни разбойников, ничего” (9). Здесь же мы видим, что такая душа не боится и исторических сроков и поэтому не торопится. (Можно себе представить, что бы произошло, если бы матушка Александра сразу бы объявила набор в четвертый удел Божией Матери!).

Цель второго рода, цель, выработанная сознанием, просвещенным светом Христовым. Возьмем другой пример из истории Дивевской обители. В начале 40–х годов XIX века неурожаи и сильный голод свирепствовали в центральных губерниях (об этом лучше всего написано в повести Н. С. Лескова “Юдоль”). Наместник Троице–Сергиевой Лавры архимандрит Антоний (Медведев), ныне местночтимый, советуется со святителем Филаретом Московским о Дивееве. Святитель Филарет высказывает мнение, что сестрам необходимо разойтись по своим домам (10), а в будущем, когда окончится лихолетье, можно будет снова собраться. В ответ на это в своем письме святителю Филарету преподобный архимандрит Антоний Радонежский приводит прецеденты из церковной истории. В частности, он ссылается на заповедь преподобного Серафима Саровского — пребывать неисходно. Однако в этом письме про четвертый удел Божией Матери даже не упомянуто. Святитель Филарет опять высказывает сомнение — ведь о словах преподобного Серафима известно только из устного предания. Вдруг что–то было не так понято, а сейчас дивеевские сестры умирают с голоду. У святого Филарета была благая цель — сохранить жизнь насельницам обители. Одновременно у святого Филарета проявляется недоверие к себе, и он, не имея по этому поводу повеления свыше, уступает. Он поручает Антонию переслать дивеевским триста рублей из только что полученного им пожертовования. Святой Филарет, недаром прозванный Мудрым, не верит в свою мудрость, не верит в свои силы. Как писал об этом преподобный Силуан Афонский: “Когда благодать с нами, тогда мы сильны духом; но когда теряем ее, тогда видим свою немощь; видим, что без Бога мы и помыслить хорошего не можем” (11).

Третий случай, цель, внушенная помыслом, — можно наглядно видеть на примере истории иеромонаха Иоасафа (Толстошеева), в схиме Серафима. Первый его признак — торопливость. Он желает сам во всем участвовать и всем руководить и торопится претворить в жизнь обетования преподобного Серафима. Например, преподобный Серафим Саровский предсказал, что “царская фамилия посетит вас” (это сбылось во время его канонизации в 1903 году). Но иеромонах Иоасаф торопится осуществить это раньше. Он настаивает на объединении летом 1842 года двух обителей (старой, основанной матушкой Александрой, и новой, мельничной). Это объединение получило поддержку Синода и было утверждено императором. В результате, иеромонах Иоасаф говорит о, якобы, исполнении пророчества преподобного Серафима, давая аллегорическое толкование: “Царская фамилия посетила вас своей милостью”.

Другой пример цели третьего рода — событие, произошедшее уже после революции, в 20–е годы, когда, казалось, близилось царство антихриста, конец света. Было решено, что нужно скорее претворить в жизнь обетование преподобного Серафима. Серафимо–Дивеевский монастыть наскоро разделили на общую обитель и девическую, внутри канавки. В первой обители осталась прежняя игумения, во вторую — игуменией избрали некую монахиню Александру. Две игумении между собой не ладили, и каждая из них конфликтовала с митрополитом Серафимом (Чичаговым) и для утверждения собственного мнения старалась заручиться поддержкой епископа Серафима (Звездинского) (12). Насельницы второй, мельничной обители надеялись, что она останется нетронутой, потому что, по предсказанию преподобного Серафима, “антихрист не перейдет канавку”. Но большевики перешли ее, и, в конце концов, обе обители были разогнаны.

После разгона монастыря многие насельницы были сосланы в один лагерь. Это было предсказано дивеевской блаженной Марией Ивановной, которая говорита, что “монастырь у вас будет, только вызывать будут вас не по именам, а по номерам”, и некоторым называла их действительные лагерные номера.

Преподобный Силуан Афонский говорит об этом так: “Свидетельствует о делах Божиих Дух Святой, Которого знает душа. Но горделивые и непослушливые не хотят предаваться на волю Божию, потому что любят творить волю свою, что так вредно для души” (13). Действительно, какими средствами пользуется иеромонах Иоасаф для достижения своих, якобы “высоких”, целей? Разорение установлений преподобного Серафима, гонение на “серафимовых сирот”, нежелательных свидетельниц, постоянные интриги, клевета, в том числе и печатная, стремление втянуть в противостояние как можно больше людей. В итоге, дивеевская смута 1861–1862 гг. явилась “достойным плодом” тридцатилетней деятельности иеромонаха Иоасафа (Толстошеева).

В заключение, необходимо отметить, что, хотя в основании ложных целей, внушенных врагом рода человеческого, всегда находится человеческая гордость, нельзя забывать, что Господь любит и заблудшие души. Поэтому дела в Церкви, осуществленные в заблуждении под влиянием обманных целей и демонических призраков, исправляются благодатью Божией. Архимандрит Софроний пишет об этом так: “Если нередко побеждает добро и своим явлением исправляет зло, то неправильно думать, что к этому добру привело зло, что добро явилось результатом зла. Это невозможно. Но сила Божия такова, что там, где она является, она исцеляет всё без ущерба, ибо Бог — полнота жизни и творит жизнь из ничего” (14).